Читать интересную книгу Статский советник Евграф Тулин [сборник] - Георгий и Ольга Арси

слёзы.

– А что, ваш брат жил без жены? – уточнил сыщик.

– Так и есть. Мы оба не женаты. Деток нет. Родителей Бог прибрал. Только дальние родственники имеются. Всё не досуг. Всё время посвящаем коммерции, – ответил Афанасий Прокопыч, вновь прослезившись.

– Мы сделаем всё возможное. Однако, мой долг предупредить вас. Если вам что-то известно, лучше было бы поделиться. Если убийство произошло из-за коммерческих интересов и дел, тогда смертельная опасность угрожает и вам. Вот эта надпись на стене: «Отдайте то, что взяли не по праву», наталкивает меня на тревожную мысль, что убийство произошло по причине финансового конфликта, – сказал сыщик, не веря, что младший брат не знал о финансовых делах старшего.

– Нет, я ничего не знаю, – слезливо ответил Афанасий Прокопыч, пряча взгляд от сыщика.

– Хорошо, тогда более не задерживаю вас. Буквально через несколько десятков минут мы покинем дом вашего покойного брата. Переписку вынуждены будем изъять, в интересах розыска. В остальном, вы вольны в своих распоряжениях. Поступайте по совести и закону, – подвел итог разговора Евграф и встал.

Тщательно осмотрев дом и место убийства, он вышел на улицу. Там его ждали оба надзирателя, по видимому, окончившие свои дела. Сыщик внимательно заслушал обоих. К сожалению, ничего нового они не узнали.

– Вот что, господа. Коль вы оба поступили ко мне в распоряжение, тогда получайте розыскные задачи. Ты, Фёдор Фёдорович, используя свои знакомства в различных кругах общества, изучи деятельность ювелирных предприятий обоих братьев. Чем торговали, каких клиентов имели. Сколько подмастерьев трудилось. Какой финансовый оборот лавок. Были ли враги и опасные конкуренты? Ну, в общем всё, что связано с коммерческой стороной жизни братьев. Кроме того останься, на некоторое время, и изыми всю переписку ювелира. На месте, в сыскной части, изучим. Вдруг там, что интересное? Вдруг там, в деловых бумагах, какая-нибудь нить найдётся по убийцам? Понял? – уточнил сыщик, у Плашкина.

– Так точно, ваше высокоблагородие, – ответил бывалый надзиратель.

– Ты, Егор Егорович, подними все учёты по сектантам. Поговори с нашими осведомителями в этих кругах. Разберись, может Финагеновы связаны с сектой скопцов или хлыстов, или ещё с кем. Проверь связи с нашей голытьбой, может с криминальными людишками дела имеют. Узнай о ростовщичестве. Мне об этом рассказал Николай Никифорович. Есть подозрения, что они активные члены секты и криминальными делишками могли промышлять. Больно быстро разбогател убитый. Откуда-то шальные деньги к нему пришли. Сами знаете, сколько денег у сектантов. Куры не клюют. В общем, узнай всё, что касается их личной жизни. Опыт по скопцам у тебя достаточный. Негласно проверь, являлся ли сам покойный скопцом. Ты же помнишь, как у них всё распределяется по посвящениям. Привлеки к этому доктора, под каким-то предлогом, не говоря истинной причины младшему брату. Он может не позволить. Хотя, я думаю, ему сейчас не до того, чтобы труп контролировать. Что-то мне подсказывает, что дело это очень непростое. Кажется мне, что Афанасий Прокопыч скрывает от нас истинную причину убийства. Коли это так, то не миновать следующих жертв. И по подушечке этой поспрашивай. Может, символ какой. Встречаемся вечером, около семи часов в моём кабинете.

Отдав распоряжения обоим подчиненным, сыщик направился к одному своему приятелю, который хорошо ориентировался в мире ювелирных коммерческих интересов. Тот мог внести небольшую ясность в это дело, так как занимался продажей золота-сырца и знал всю тайную жизнь ювелиров Москвы, а также нравы чёрного рынка драгоценных металлов.

Глава 4 Лагерь «Императора-самозванца». Каторжник Хлопуша

На высоком мысу, возле реки Сакмары, на расстоянии тридцати вёрст от Оренбурга, раскинулся Сакмарский городок. Крепостица Оренбургского казачества. Среди красивых и хлебородных мест. Среди богатых зверем и вольными припасами лесов. Несмотря на светлый день, вся округа замерла в тишине. Все жители, общим числом семьсот шестьдесят, кроме совсем малых и совсем старых, а также убогих, стояли на центральной улице. Возле главной станичной избы. Все сто пятьдесят дворов казачьего городка встречали «Императора Петра III». Люди стояли насупившись, не зная, чем всё это закончится. Бабы-казачки молчали, прижимая детей к подолам. Старухи собрались в сторонке, перешёптываясь. Казаки нервно топтались с одной ноги на другую, крякая и потирая бороды. Тут же стоял и местный батюшка с иконами и в облачении. На дворе был октябрь. Не вольготно было на улице, холодно. Вчера вечером в городок прискакали атаманы царя, с охраной. Объявили указ, на казачьем кругу. Дали право подумать до утра, с кем казаки? Кому подчиняться будут? Губернатору и Императрице Екатерине или «Императору Петру III»? Казаки на кругу подумали, поспорили до хрипоты и решили принять великую руку «Императора». Екатерина далеко, а он рядом. Норов у него строгий, чуть что – так виселица. Атаманы предупредили, что если не подчинятся, тогда пусть готовятся на тот свет. Никого в живых не оставят. Особого выбора и не было!

– Едут, едут! Император впереди! – закричал дозорный, прискакавший на коне к станичной избе.

Тотчас запели колокола, извещая о прибытии высокого гостя. Появился Пугачёв, с ближней охраной и атаманами-полковниками. Народ снял шапки и поклонился. Пугачёв начал сходить с коня, с помощью двух ближних казаков охраны.

– Слава государю! – крикнул кто-то из толпы, и народ пал ниц.

Физически крепкий и коренастый человек, около тридцати лет, подошёл и остановился вблизи выборных старшин. Был он среднего роста, строен и широкоплеч. Жилистые руки заканчивались крепкими, привыкшими к воинской науке, кулаками. Волосы пострижены в кружок. Властное и строгое лицо, с выражением плутовского задора, было приятным. Бегающие и пытливые глаза осматривали присутствующий народ. Одежда его отличалась от прочих сопровождавших казаков. Имела вид не уральский, а донской. На ногах красовались сафьяновые сапожки жёлтого цвета. Вначале старшины заробели, не увидев на его одежде царских знаков. Но затем, подумав и переглянувшись, рискнули.

– Отведай, государь, хлеб-соль. Прими нас под свою руку. Верны будем тебе, – сказал священник Иван Михайлов,[116] один из выборных, подойдя к Пугачёву.

– Вставайте, детушки. Как ранее отцы ваши служили отечеству, так и вы мне, Императору Петру Фёдоровичу, послужите. Во всех винах прощаю вас и жалую своей любовью, – поприветствовал народ Пугачёв, потрогав правой рукой чёрную бороду с проседью.

– Прошу, батюшка, на обед. Отведай чем Бог послал. Недалече, у отца местного атамана, – пригласил священник.

– Что ж не отведать, отведаем. Что, господа, поедем или нет? – уточнил Пугачёв у ближних полковников.

– Что же, батюшка-Император, не отведать, коли приглашают от души. Надо идти! – ответил Максим Шигаев, он же граф Воронцов.

– Уговорили, только войскам дайте наказ. Пусть переходят речку Сакмару и становятся полевым, походным станом на другом берегу.

Весело гуляли весь остаток дня. Ближние атаманы, которые при народе оказывали царские знаки внимания Пугачёву, в домашней обстановке не стеснялись. Пили и отдыхали вольно. Сидели за столами в одних рубахах, называли «Императора» Емельяном. Обнимали его и трепали за плечи. Иногда и подвергали наказам и критике. За всё это время, Емельян Иванович, миловал и жаловал хозяев. Однако и без казусов не обошлось. Узнав, что часть казаков из Сакмарского городка ушла в Оренбург, а часть спряталась неизвестно где, дюже разозлился. Приказал схватить отца атамана и на утро казнить. Однако к утру отошёл в своём гневе и всех простил. Человек шесть за различные прегрешения лишил жизни на берегах башкирской реки Сакмары, что в переводе на этот язык означает: «Слушать». Кого повесил. Кого приказал расстрелять. На следующий день «Император» приказал сделать обход войск. Вдруг при обходе к нему подошёл старый и сутулый невзрачный мужичок, со рваными ноздрями и клеймами на лице. Волосы его были спутаны. Одно ухо изорвано и имело необычную, для облика людей, форму. Одежда на худом и измождённом теле превратилась в лохмотья. На ногах еле-еле держались изношенные и рваные лапти. Только глаза выдавали в нём битого жизнью человека, уверенного в себе, не сломленного тяжёлой жизнью загнанного зверя. Посмотрел вокруг и вдруг смело и живо,